Стих-эксперимент. До сих пор не ударялась настолько в ванильные грезы.



Они были довольно странной парой, право же:
Она — что-то сродни Орлеанской девы, но предана была не Франции, а поэзии.
Ни толики рациональности. Море вдохновения. И океан нерастраченной, взлелеянной нежности.

Он был серьезен и груб. Изборожденный морщинами лоб был широк и покат.
И хмурился так, что кололо живот, что сердце, подпрыгнув в груди, тотчас же сбегало в пятки.

Он пах коньяком и сигарами, и ворохом ценных бумаг. Желая читать — читал «Капитал», желая играть — играл с коллегами в карты.

Она не играла. И пахла парным молоком. И даже, возможно, их частым гостям казалась наивной и глупой.
С её-то любовью к живым полевым цветам в волосах, и внешностью славной, но всё-таки просто куклы.

Шептались за спинами: «что тут гадать, господа? 
Красива, юна; много ль причин, по которым они могли спеться?»
Достопочтенная публика! — была ли она права?
Орлеанская дева, пожалуй, сама не знала ответа.

_

Закончится вечер. Устало разбредется толпа.
Она, пройдя в спальню, присядет на край постели.
«Ты очень устал? А, впрочем, не стоит. Я вижу и так, что да».
Его голова упадет на её колени.